— Я рад бы пойти, если только это не помешает вашим планам, — ответил Тауэрс.
— Ничуть не помешает, — сказала Мэри. — Делайте все, что хотите. Я думаю, не выпить ли нам сегодня чаю в клубе, но, может быть, вам приятней заняться чем-нибудь, еще.
Он покачал, головой.
— С удовольствием опять бы поплавал. Но сегодня вечером, хотя бы после ужина, я должен вернуться на «Скорпион».
— А вам нельзя остаться до завтрашнего утра?
Зная, как она беспокоится из-за кори, он покачал головой:
— Мне надо быть на месте сегодня вечером.
Сразу после завтрака он вышел в сад покурить, пускай Мэри поменьше тревожится. Мойра помогла хозяйке вымыть посуду, а потом вышла и увидела его, он сидел в шезлонге, глядел на залив. Она села рядом.
— Вы и правда собираетесь в церковь? — спросила она.
— Правда.
— Можно, я пойду с вами?
Он повернулся к ней, посмотрел удивленно.
— Ну разумеется. А вы постоянно ходите в церковь?
Мойра улыбнулась.
— Даже не раз в сто лет, — призналась она. — Может, и напрасно. Если б ходила, возможно, пила бы поменьше.
Тауэрс призадумался.
— Может быть, и так, — сказал он неуверенно. — Не знаю, насколько одно с другим связано.
— А вам правда не приятней пойти одному?
— Нет, отчего же. Я совсем не против вашего общества.
И они пошли, а в это время Питер Холмс разворачивал в саду шланг: пока солнце не слишком жаркое, надо полить цветы. Немного погодя из дому вышла Мэри.
— Где Мойра? — спросила она.
— Пошла с капитаном в церковь.
— Мойра — в церковь?
Муж широко улыбнулся.
— Хочешь верь, хочешь не верь, но она пошла не куда-нибудь, а в церковь.
Мэри постояла, помолчала.
— Надеюсь, все сойдет благополучно, — сказала она наконец.
— А почему бы нет? Он парень стоящий, и Мойра тоже не так плоха, когда узнаешь ее поближе. Может, они даже поженятся.
Мэри покачала головой.
— Как-то странно это. Надеюсь, все сойдет благополучно, — повторила она.
— В общем, не наше это дело, — заметил Питер. — По теперешним временам, престранного и непонятного творится больше чем достаточно.
И он продолжал поливку, а Мэри принялась бродить взад-вперед по саду. Потом сказала:
— Я вот все думаю, Питер. Как по-твоему, нельзя ли спилить эти два дерева?
Он подошел, посмотрел.
— Надо будет спросить хозяина участка. А чем они тебе мешают?
— У нас слишком мало места для овощей, — сказала Мэри. — А в лавках они теперь ужасно дорогие. Если бы спилить эти деревья и вырубить часть мимозы, мы бы разбили огород, вот отсюда и досюда. Если выращивать овощи самим, мы бы наверняка сэкономили почти фунт в неделю. И потом, это даже развлечение.
Питер подошел и повнимательней оглядел деревья.
— Я вполне мог бы их спилить, и получился бы неплохой запас дров, — сказал он. — Конечно, они будут слишком сырые, этой зимой гореть не станут. Придется на год отложить. Одна закавыка — выкорчевать пни. Это, знаешь, работенка непростая.
— Их ведь только два, — убеждала Мэри. — И я могу помочь, буду отщипывать по кусочку, пока ты в рейсе. Если б нам этой зимой от них избавиться и перекопать землю, весной я бы все засадила, и на лето у нас будут свои овощи… и горох, и фасоль. И кабачки. Я сделаю кабачковую икру.
— Прекрасная мысль. — Питер окинул оба дерева сверху донизу оценивающим взглядом. — Они не такие уж большие. А без них лучше будет той сосне.
— И еще я хочу вон там посадить цветковый эвкалипт. Летом будет так красиво.
— Он зацветет только лет через пять, — сказал Питер.
— Ну и пусть. Цветущий эвкалипт на фоне синего моря — такая красота. И нам будет видно его из окна спальни.
Питеру представилось огромное дерево, блистающее алыми цветами под блистающим солнцем, на фоне темно-синего неба.
— Да, все просто ахнут, когда оно зацветет, — сказал он. — А где ты хочешь его посадить? Здесь?
— Чуть в стороне, вот здесь. Когда оно вырастет большое, мы поставим в его тени скамейку вместо этого остролиста. — И Мэри прибавила: — Пока тебя не было, я заглянула в питомник Уилсона. У него есть очень славные маленькие саженцы цветкового эвкалипта, и всего по десять долларов шесть центов штука. Как ты думаешь, можно нам уже осенью посадить одно деревце?
— Они очень нежные, — сказал Питер. — По-моему, лучше посадить два совсем рядышком, тогда если одно и захиреет, другое приживется. И года через два хилое уберем.
— Беда в том, что хилые никто не убирает, — заметила Мэри.
Они продолжали увлеченно строить планы для своего сада на десять лет вперед, и утро пролетело незаметно. За этим занятием и застали их, возвратясь из церкви, Мойра с Дуайтом и призваны были в советники — как лучше разбить огород? Потом чета Холмс ушла в дом — муж за выпивкой, жена — накрывать стол к обеду.
Мойра посмотрела на американца.
— Кто тут рехнулся? Они или я? — сказала она вполголоса.
— Почему вы так говорите?
— Да ведь через полгода здесь их уже не будет. И меня не будет. И вас. Ни к чему им будут через год никакие огороды.
Несколько минут Дуайт молчал, смотрел на синеву моря, на плавный изгиб берега.
— Ну и что? — сказал он наконец. — Может быть, они в это не верят. А может быть, думают, что можно взять все это с собой, куда-то, где они окажутся потом, не знаю. — Он опять помолчал. — Главное, им нравится строить планы, рисовать себе свой будущий сад. И смотрите не отравите им эту радость, не вздумайте говорить, что они рехнулись.
— Не стану. — Теперь умолкла она, докончила не сразу: — Никто из нас по-настоящему не верит, что это случится. С кем, с кем, но не с нами. Так или иначе, на этом все рехнулись.