На берегу - Страница 25

— Это правда?

— Чистая правда. Один был захвачен, когда на обратном пути приземлился в Пуэрто-Рико. Но прежде чем выяснилось, что он египтянин, мы уже успели бомбить Ленинград и Одессу и атомные предприятия в Харькове, Куйбышеве и Молотове. В тот день все происходило слишком быстро.

— Как, значит, мы бомбили Россию по ошибке? Но это ужасно, просто в голове не укладывается.

— Это правда, Питер, — сказал Джон Осборн. — В этом так и не признались открыто, но такова правда. Самую первую бомбу сбросили на Неаполь. Это, конечно, устроили албанцы. Потом бомбили Тель-Авив. Никто не знает, чьих это рук дело, я, во всяком случае, не слыхал. Затем вмешались англичане и американцы, весьма внушительно пролетели над Каиром. На другой же день египтяне подняли в воздух все свои уцелевшие бомбардировщики — шесть отправили на Вашингтон и семь на Лондон. К Вашингтону прорвался один, к Лондону два. После этого почти никого из британских и американских государственных мужей не осталось в живых.

Дуайт кивнул.

— Самолеты были русские, и я слышал, что на них были русские опознавательные знаки. Вполне возможная вещь.

— Боже милостивый! — воскликнул австралиец. — И поэтому мы бомбили Россию?

— Совершенно верно, — горько сказал капитан Тауэрс.

— Это можно понять, — сказал Осборн. — Лондон и Вашингтон вышли из игры — раз и навсегда. Принимать решения пришлось порознь командирам на местах, притом решать мгновенно, прежде чем бомбежка повторится. После той албанской бомбы отношения с Россией крайне обострились, а в бомбардировщиках, налетевших на Вашингтон и Лондон, опознали русские самолеты. — Он помолчал. — Понятно, кто-то вынужден был что-то решить — и решить в считанные минуты. Теперь в Канберре думают, что он решил неправильно.

— Но если произошла ошибка, почему они не встретились и не прекратили все это? Почему продолжали драться?

— Очень трудно остановить войну, когда все правители убиты, — сказал капитан Тауэрс.

— Беда в том, что эта мерзость слишком подешевела, — сказал ученый. — Под конец чистейшая урановая бомба обходилась примерно в пятьдесят тысяч фунтов. Даже такая мелюзга, как Албания, могла обзавестись кучей таких бомб, и любая маленькая страна, запасшись ими, воображала, будто может внезапным нападением одолеть крупнейшие державы. Вот в чем крылась главная опасность.

— Да еще в самолетах, — подхватил капитан. — Русские годами продавали египтянам самолеты. А Британия, кстати сказать, тоже продавала — и Израилю и Иордании. Их вообще не следовало снабжать авиацией дальнего действия, это была огромная ошибка.

— Ну, и тут пошла война между Россией и западными державами, — негромко подытожил Питер. — А когда же вмешался Китай?

— Навряд ли кто-нибудь знает точно, — сказал капитан. — Но, думаю, Китай сразу же пустил в ход против России и ракеты и радиацию, постарался не прозевать удобный случай. Наверно, они не знали, насколько русские готовы к радиологической войне против Китая. — И, помедлив, прибавил: — Но это все только догадки. Большинство радиостанций очень быстро замолчало, а те, которые остались, мало что успели сообщить нам или в Южную Африку. Мы знаем только, что почти во всех странах командование приняли на себя младшие офицеры, мелкота.

— Майор Чан Цзелин, — криво усмехнулся Джон Осборн.

— А кто он был, этот Чан Цзелин? — спросил Питер.

— Наверно, толком никто не знает, известно только, что он служил в китайской авиации и к концу, видимо, всем заправлял. Премьер-министр связался с ним, пробовал вмешаться и прекратить схватку. Видимо, в распоряжении майора оказалась по всему Китаю уйма ракет и уйма бомб. И в России, должно быть, тоже командовал какой-нибудь чип не выше майора. По не думаю, чтобы китайскому премьер-министру удалось как-то связаться с русскими. Во всяком случае, я не слыхал, чтобы хоть кого-нибудь упоминали.

Наступило долгое молчание.

— Конечно, положение создалось не из легких, — сказал наконец Дуайт. — Ну как было поступать тому парню? Идет война, он за все в ответе, и ему есть чем воевать, оружия сколько хочешь. Думаю, когда те, кто стоял у власти, погибли, во всех странах произошло одно и то же. Такую войну не остановить.

— Такая она и получилась. Прекратилась она, только когда кончились все бомбы и вышли из строя все самолеты. А к тому времени, разумеется, дело зашло слишком далеко.

— Ужасно, — негромко промолвил американец. — Не знаю, как бы я поступил, окажись я в их шкуре. Слава богу, такая участь меня миновала.

— Думаю, вы постарались бы начать переговоры, — заметил ученый.

— Когда враг обрушился на Соединенные Штаты и убивает всех без разбора? А у меня еще есть оружие? Прекратить борьбу и сдаться? Хотелось бы мне считать себя таким благородным, но… право, не знаю. — Тауэрс поднял голову. — Я не обучен дипломатии. Свались на меня такая задача, я не знал бы, как ее решать.

— Вот и они не знали, — сказал ученый. Потянулся, зевнул. — Все это очень печально. Только не надо винить русских. Мир взорвали не великие державы. Во всем виноваты малые. Безответственные.

— А несладко приходится всем прочим, нам грешным, — усмехнулся Питер Холмс.

— У вас впереди еще полгода, — заметил Джон Осборн. — Может, немного побольше или поменьше. Скажите спасибо и за это. Вы же всегда знали, что рано или поздно умрете. А теперь вы довольно точно знаете когда. Только и всего. — Он засмеялся. — Вот и старайтесь получше использовать, оставшееся время.

— Понимаю, — сказал Питер. — Только я не могу придумать ничего увлекательней моих теперешних занятий.